Читать книгу "Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 - Нелли Шульман"

No I won’t be afraid, no I won’t be afraid

Just as long as you stand, stand by me….

Бонза пока с ней не разговаривал, отделываясь скупыми репликами. Молодой человек даже ей не представился.

Длинные пальцы Нади держали свинцовую примочку под левым глазом. Лекарство приятно холодило нежную кожу. Врач пришел в приемную, скучное помещение с советским гербом и портретом Дзержинского. Надя и так понимала, где она:

– Я не в отделении милиции на Пушкинской площади, – девчонки рассказали ей, что именно туда приводят спекулянток из магазинов, – не в уголовном розыске на Петровке. Я на Лубянке. Он комитетчик, никаких сомнений нет… – синяк Надя получила от пьяноватого молодого человека:

– Я не успела отклониться, но мужчина, кажется, выбил ему зуб… – в суматохе Надя даже не поняла, как в ее ладони оказалась скомканная салфетка с криво нацарапанным телефоном:

– Позвоните мне. Эрнст Неизвестный… – она предполагала, что это псевдоним, однако незнакомец не походил на художника или актера. Наде он больше напомнил рабочего:

– Но что рабочему делать в кафе «Молодежное», – усмехнулась она, – по радио передают интервью с токарями, забежавшими после смены выпить кофе под музыку Моцарта. На самом деле они слушают спортивные трансляции в стекляшках, под пиво с водкой… – Надя возвращалась мыслями к незнакомому мужчине:

– У него были особенные глаза. Ясно, что он прошел войну… – телефон она запомнила наизусть, салфетку предусмотрительно выбросила. Ее пока не обыскивали:

– Но могут и обыскать, – напомнила себе Надя, – меня не просто так сюда доставили… – врач уверил ее, что к утру от синяка не останется и следа. Бонза, как называла его про себя Надя, кивнул: «Хорошо». Он обращался с девушкой вежливо, называя ее по имени и отчеству:

– Надежда Наумовна… – Саша листал досье сестер Левиных, Куколок, как их звали в папке, – как говорится в песне, ее стоит иметь на своей стороне… – о родителях Куколок в материалах не упоминалось, но Саша подозревал, что их давно нет в живых:

– Скорее всего, отца они и не знали а их мать, кем бы она ни была, получила пулю или сгинула в лагерях… – по досье девушки значились еврейками:

– Только на бумаге, – напомнил себе Саша, – их паспорта не стоят печатей. Отчество им дали наугад, имя матери могли придумать. Они выросли в закрытом интернате… – младший брат Левиных, подросток четырнадцати лет, тоже мог не иметь никакого отношения к девушкам:

– Но что они близнецы, сомнений нет, – Саша полюбовался снимком Куколок, играющих в волейбол, – очень хороший выбор. Ни один мужчина не устоит. На западе к ним бы выстроилась очередь модных фотографов. У нас они тоже, если так можно выразиться, сделают карьеру, при условии разумного поведения… – о местонахождении интерната в папке не сообщалось:

– Скорее всего, это заведение, где училась Странница… – девушка находилась в Москве на агентурной работе, – но Куколки с ней не столкнутся… – сестер Левиных готовили для общения с иностранцами:

– Очень тесного общения, – Саша незаметно улыбнулся, – если, конечно, Надежда Наумовна не проявит свой темперамент. Хотя многим мужчинам нравятся девушки с характером… – в других обстоятельствах младшая Куколка понравилась бы и Саше, однако речь шла о безопасности Родины:

– Я ее куратор, я повезу ее в Новосибирск. О чувствах не может быть и речи… – вздохнул Скорпион, – надо думать о деле… – сначала ему предстояло объяснить Куколке ее задачи. Изучая папку, он заколебался, но решил, что младшая Куколка, с ее артистическими склонностями, лучше подходит для работы с Моцартом:

– Викинг на нее тоже клюнет, – успокоил себя Саша, – и вообще, кто бы не клюнул… – старшая Левина оставалась в Москве:

– Пусть спокойно учится. Она не физик, она историк. Для нее у нас тоже найдется задание, только позднее… – Саша не хотел приближаться к Викингу. Он хорошо разобрался в материалах проваленной норвежской операции:

– Физика мне никак не изобразить. Викинг далеко не дурак, он меня раскусит. Куколка будет под моим присмотром, но я сохраню дистанцию… – Саша вспомнил об обещании навестить Журавлевых:

– Я хотел поехать в Новосибирск на машине… – он почесал висок, – отправлю Надежду Наумовну на восток самолетом. Она меня подождет. Возьму в Куйбышев гитару, поиграю Журавлевым с Мартой… – думая о Марте, Саша всегда ласково усмехался. Генеральша написала, что девочка получила конверт от Гагарина:

– Открытку организовал Михаил Иванович. Марта с ней не расстается, кладет ее под подушку… – Саша почувствовал прикосновение детской, холодной лапки, с пятнами от чернил:

– Перчатки надень, Мышь, – нарочито строго сказал он, – ветер пока зимний… – перегнувшись через перила Дворцового моста, Марта слушала треск ломающихся льдин:

– Ледостав, – вспомнил Саша, – еще зябко, но понимаешь, что скоро весна. Имя у Марты тоже весеннее… – получив букетик мимозы, девочка сунула нос в желтые соцветия:

– Не пахнут, – она оживилась, – знаешь, наша система обоняния построена очень интересным образом… – Саша скучал по Мышке, как он звал Марту:

– Ничего, я скоро ее увижу… – в папку подсунули отпечатанный на машинке рапорт о вечернем инциденте в кафе. Саша вспомнил свою драку в суворовском училище:

– Надежда Наумовна правильно поступила, – заметив, что она роется в сумочке, Саша вежливо подвинул девушке пачку «Честерфильд», – прозаик Петров, автор книги «Заводская смена», обыкновенный антисемит… – Саша никогда о прозаике не слышал, но в справке указывалось, что уроженец города Иваново является членом партии и союза писателей:

– Второй участник драки скульптор… – Саша тоже не знал этого имени, – формалист, хотя пишут, что он очень талантлив. Но Никита Сергеевич не любит такое искусство… – фамилия скульптора оказалась настоящей:

– Воевал, тяжело ранен, кавалер орденов… – Неизвестный в протоколе указывал, что девушка никакого отношения к драке не имеет:

– Рыцарь… – Саша тоже щелкнул зажигалкой, – защищает женщину…

Женщина невозмутимо курила, рассматривая голые стены кабинета. Тяжелые, темные волосы падали на плечи, она выпускала из пухлых губ колечки дыма. Стройная нога в черных брюках покачивалась. По звонку Саши, Куколке принесли крепкий кофе и тарелку с вафлями. К еде она не притронулась:

– Здесь сахар, – сказала она хрипловатым голосом, – я пью несладкий кофе… – чашку поменяли. Захлопнув папку, Саша услышал тот же недовольный голос:

– У меня идет репетиция, товарищ… – она замялась, Саша молчал, – товарищ работник органов государственной безопасности… – ядовито сказала девушка, – я танцую в ансамбле Моисеева… – Саша поднялся:

– Товарищ Моисеев предупрежден о вашем недомогании, Надежда Наумовна… – он указал на синяк, – пройдемте со мной. Нам понадобится ваша помощь… – Саша не собирался затягивать дело:

– Старшая Куколка здесь. Я объясню Надежде Наумовне, что ей надо делать, и она согласится… – Анну Наумовну отдельная бригада довела до Маросейки, но открыто за девушкой не следили:

– Ни к чему, – Саша запер кабинет, – пока она нужна только для спектакля. Но если Надежда Наумовна заупрямится, мы отправим наряд на Патриаршие Пруды за ее братом… – даже без каблуков, Куколка была лишь немногим ниже Саши. От девушки пахло сладкими пряностями, она независимо вскинула голову:

– Надеюсь, меня потом отвезут домой… – махнув охранникам, Саша нажал кнопку лифта, ведущего в подвалы здания: «Непременно».

Завернутый в бумажную салфетку медовый пирог никто не тронул.

Аню не обыскивали ни в машине, где комитетчики вежливо усадили ее назад, ни в голой приемной, обставленной канцелярской, как о ней думала девушка, мебелью. У нее только проверили паспорт. Аня пожала плечами:

– Пожалуйста, но ваше требование антиконституционно, – она рассматривала скучающие лица неприметных мужчин, – я не видела ваших документов. Я не знаю, кто вы такие и куда меня привезли… – Аня понимала, что она на Лубянке, но не могла сдержаться:

– Они подотчетны закону, как и остальные. Хотя, как говорит Надя, в этой стране один закон, телефонное право… – телефона в комнате, куда ее привели, не было.

Аня изучала плакат на стене:

– Советский суд – суд народа… – судья на картинке, приятный мужчина в костюме, строго смотрел на Аню. Девушка закинула ногу на ногу:

– Павел остался дома один, а он еще подросток. Он выгуляет мопсов, но он будет